Рубрика «Аграрная политика». Каким будет этот год для нашего сельского хозяйства? Правда ли, что экспорт российского зерна будет сбавлять обороты? Об этом Игорь Абакумов спрашивает гостя телеканала ОТР
Игорь Абакумов: В редакцию частенько начали звонить предприниматели, в том числе и крупные, которые что-то недопонимают. С одной стороны говорят, что экспорт зерна – это наше все, а с другой стороны по телефону им говорят: «Слушай, ты придержи экспорт, сейчас не время». Я, честно говоря, не знаю, как к этому относиться. Это Игорь Абакумов, программа «Аграрная политика».
Обсуждать этот вопрос мы будем с Александром Вадимовичем Корбутом, вице-президентом Российского зернового союза. Здравствуйте, Александр Вадимович.
Александр Корбут: Добрый вечер.
Игорь Абакумов: Александр Вадимович, вот такие звоночки – это звоночки не просто телефонные. Это, мне кажется, такие звоночки-колокольчики какие-то звенят. Что происходит?
Александр Корбут: Время колокольчиков.
Игорь Абакумов: Будем колокольчики косить или как?
Александр Корбут: Ну давайте так. Во-первых, надо признать, что в СМИ прошла информация со ссылкой на некоего участника рынка зерна о том, что Минсельхоз рекомендовал придержать экспорт.
Игорь Абакумов: Так.
Александр Корбут: В этом уже году, прошлый год мы…
Игорь Абакумов: Вам это ничего не напоминает, нет?
Александр Корбут: Вы знаете, напоминает, но я бы не стал на этом акцентировать. В принципе дело в том, что, с одной стороны, есть большие желания и радости по поводу действительно огромного агропродовольственного экспорта в прошлом году, это феноменальные показатели, я не верю…
Игорь Абакумов: Ну это же хорошо.
Александр Корбут: Это хорошо.
Игорь Абакумов: Это хорошо политически, это хорошо экономически, да. Это хорошо…
Александр Корбут: Но 52.5 миллиона тонн зерна ушло на экспорт, значит, ресурсов зерна стало поменьше, цены на зерно растут. В принципе сейчас их рост вполне естественен, потому что хранение требует денег, даже то зерно, которое есть, если я его продаю позже, я его продаю дороже.
Игорь Абакумов: То есть для крестьян это в любом случае выгодно?
Александр Корбут: Для крестьян это выгодно, хорошие цены, я искренне рад за крестьян, потому что один из немногих годов, когда цена хорошая, цена, которая позволяет им жить и развиваться. С другой стороны, есть давнишняя наша политическая мулька, что хлеб всему голова и не дай бог хлеб подорожает.
Игорь Абакумов: Ну это очень давнишняя, устаревшая уже история.
Александр Корбут: Но это сидит, понимаете, это генетически у чиновников сидит, у многих весьма уважаемых мною, кстати говоря. Ну и то, что реально, действительно дорожают корма для животных. Правда, дорожает не только зерно, дорожают и кормовые добавки, и тот же соевый шрот, который в значительной степени импортный, а подорожал он уже из-за курса. Так что вот эти факторы действуют, и естественно, это вызывает определенное беспокойство.
Игорь Абакумов: Александр Вадимович, вот вы сказали, что дорожают корма. Я, конечно, тоже волнуюсь вместе с нашими животноводами – и с молочниками, и с птичниками, и со всеми-всеми, кто потребляет зерно, – но ведь на европейском рынке давно уже есть фирмы, которые выпускают кормовые всякие смеси с минимумом зерна. То есть существуют другие породы скота, которые на других кормах уже растут, другие породы птицы.
Александр Корбут: Даже не породы скота, это другие кормовые рационы. В той же Дании, если не ошибаюсь, на свиноводстве где-то 50% зерновых в кормах составляет рожь. Да, там не отъемыши, а взрослые свиньи, но это рожь дешевая, выдерживающая любую погоду, очень нетребовательная. Кстати говоря, у нас сейчас тоже, только сейчас начинает это продвигаться, хотя мы на своем мероприятии об этом начали говорить еще лет 7 назад.
Игорь Абакумов: То есть, во-первых, потребление хлеба у нас снизилось, и это не аргумент говорить о том, что хлеб подорожает, это раз. Во-вторых, как мне кажется, нужно подумать о технологиях все-таки производства кормов, чтобы это не была галимо раздробленная пшеница, так сказать, с небольшими добавками (мел и так далее). У нас очень на низком уровне технологии производства кормов, как мне кажется. Я прав или нет?
Александр Корбут: Вы знаете, вот тут я не соглашусь, потому что вот этой просто дробленки уже практически нет. Во-первых, все крупные комплексы ушли в создание своих комбикормовых предприятий. Это не есть хорошо, кстати говоря, но пытаются замкнуть цикл полностью на себя, чтобы меньше зависеть от внешних факторов. Комбикормовая отрасль растет очень быстро, комбикорма делаются весьма и весьма сложно и так далее. Но здесь есть уже вопрос к зоотехникам, потому что стандартный разговор, что у животного будет пищевой стресс, если мы заменим там пшеницу на кукурузу и так далее. Но я знаю, по крайней мере уже в том году, где-то в сентябре, когда цены пошли вверх, по крайней мере свиноводы между собой обсуждали и давали задание своим разработать новые рационы кормов. Это есть, это происходит.
Игорь Абакумов: Это происходит.
Но вернемся к экспорту. У нас есть опасения наверху, так скажем, у тех, кто звонит, что не хватит зерна до нового урожая?
Александр Корбут: Нет, вы знаете…
Игорь Абакумов: Разве можно такие сигналы подавать бизнесу?
Александр Корбут: У тех, кто звонит, есть просто определенная сшибка в мозгах и возникает вопрос. Тут мне все время говорят с телевизионного экрана, что экспорт – наше все, а тут мне звонят и говорят о том, чтобы я с экспортом был поаккуратнее, чтобы оставил для внутреннего рынка, хотя вообще-то говоря бизнес нацелен на то, чтобы зарабатывать.
Игорь Абакумов: У нас звоночек, Тагир из Челябинска. Здравствуйте, Тагир, вы в прямом эфире «Аграрной политики». Здравствуйте, слушаем вас.
Зритель: Здравствуйте. Я вот хотел бы немножко разъяснить эту ситуацию с бункерным весом, потому что у нас всегда передают в новостях, что такое-то количество собрали бункерного веса.
Игорь Абакумов: Ага.
Зритель: Поскольку сейчас очень мощные комбайны и достаточно быстро собирают зерно, это правильно, но там свои подводные механизмы, они стараются быстрее собрать.
Игорь Абакумов: Это правильно.
Зритель: Да, это правильно. Какая-то часть там собирается шелухи, мусора. Мне доводилось работать официально, до 56% отходов, но это не факт, я просто говорю максимальную цифру, в основном идет 15-20%. То есть от того количества зерна, которое мы собрали, 15-20% нужно убрать.
Александр Корбут: Я позволю себе не согласиться. Во-первых, действительно есть понятие бункерного веса, и когда идет оперативная статистика по уборке, то именно дается вес бункерный до подработки зерна, потому что подработка – это и приведение к нормальной влажности, и удаление вот этих всех примесей.
Игорь Абакумов: Мусора, да.
Александр Корбут: В каждом регионе все по-своему. В этом году у нас на Кубани, на Ставрополье зерно было настолько сухое, да и по Поволжью в ряде регионов, что вообще-то надо было досчитывать обратно до нормальной влажности.
Игорь Абакумов: Давайте Тагиру дадим возможность договорить. Тагир, слушаем вас.
Зритель: Это я говорю, что они говорят, по нынешнему году это действительно так, что доходило до 12%, но это хорошая, можно сказать, его только подработаешь, проверишь. Так вот еще что: качественное зерно, которое, допустим, по 5-балльной системе нужно, как говорится, в питание пустить человеку, а не животным, оно должно набрать определенное количество часов. Вы, наверное, это тоже понимаете, да, сколько часов, допустим, пшеница должна отобрать? – 1 200. Какой регион у нас может дать такое количество солнечного света, чтобы оно нормально сформировалось? Это тоже вопрос, это практически только…
Опять же вернемся к южным районам: а смогут ли южные районы каждый год прокармливать человека? Вот у нас сейчас такая система, что много фермеров или как их назвать, мелких хозяйственников, они изготавливают хлеб. Хлеб также и молят, а из какого зерна? – черте что, они просто доводят влажность поменьше, чтобы можно было перерабатывать его высшим сортом.
Игорь Абакумов: Ну Тагир, люди экономят; одни экономят, другие у них покупают, в принципе все довольны. Я не понимаю, в чем проблема здесь.
Зритель: Проблема в том, что люди не едят тот хлеб, который мы подразумеваем под хлебом, это раз. А так как я еще постоянно хожу на рынок, допустим, у себя, смотрю, мясо, допустим, беру, ту же говядину или ту же свинину, – то, что сейчас продают или, допустим, 5 лет ил 10 лет назад…
Игорь Абакумов: То есть качество падает, так, Тагир?
Зритель: Оно не просто падает, оно сейчас уже подходит к такой низине, что уже дальше некуда. То есть нужно кормить животных так, как кормили раньше, хотя бы какой-то минимум…
Игорь Абакумов: Ваша точка зрения понятна, спасибо, Тагир. Вы работник сельского хозяйства, вопрос к вам?
Зритель: Да, на элеваторе, приемка и переработка зерна.
Игорь Абакумов: Спасибо, Тагир.
Александр Корбут: Произвести и прокормить можем 100%, вопроса нет. Произвести качественное зерно, подработать его можем, вопроса нет. Это все вопросы решаемые, это все вопросы техники, здесь больше имеет значение даже востребованность того или иного зерна. Если кто-то хочет сделать очень дешевую муку из некачественного зерна…
Игорь Абакумов: …он сделает все равно.
Александр Корбут: Он это сделает.
Игорь Абакумов: Он все равно это сделает.
Александр Корбут: Да. Если кто-то делает нормальную муку из качественного зерна, собирает качественную помольную партию, потому что из одного вида зерна никогда не делается мука, то он сделает нормальную, качественную муку. И смею вас заверить, что вообще-то говоря рынок эти вещи лучше всего регулирует. Никто из хлебопеков не будет покупать некачественную муку.
Игорь Абакумов: Будут-будут, Александр Вадимович, будут.
Александр Корбут: Ну это не массово.
Игорь Абакумов: Будут, и хлеб будут покупать те, у кого деньжат поменьше.
Вы мне скажите, пожалуйста, вот эти звоночки о том, что придержать экспорт, – они вам не напоминают 2010 год, когда было введено зерновое эмбарго?
Александр Корбут: Я думаю, нет. Это, так скажем, скорее эмоциональный разговор. Вообще говоря, вы знаете, Минсельхоз, Патрушев официально объявил цифру о том, что для обеспечения стабильности зернового баланса мы можем себе позволить совершенно спокойно экспорт 42 миллионов тонн.
Игорь Абакумов: Ага.
Александр Корбут: Особо возражать не буду, хотя я считаю, что там 43-43.5, но бог с ним. В эти цифры, смею вас заверить, мы и впишемся, какие бы рекомендации ни…
Игорь Абакумов: Еще один звонок. Александр из Московской области, здравствуйте.
Зритель: Здравствуйте. Вы меня извините…
Игорь Абакумов: Извиняем.
Зритель: Почему мне, допустим, частнику, фермеру должны указывать, что мне сажать и что мне продавать? Это одно. И второе…
Игорь Абакумов: А кто вам указывает? Можете указать пальцем, кто вам указывает?
Зритель: Ну вот, к примеру, «придержите зерно продавать пока за границу».
Игорь Абакумов: А, в этом смысле.
Зритель: Понимаете? Я хочу сказать одно. Вот у нас, извините, сельское хозяйство в частных руках, фермеры и холдинги. А зачем нам Министерство сельского хозяйства? Зачем нам указывать? Зачем нам вот эти перекупщики, которые сидят и говорят, что купят у нас по такой цене? Я должен знать, куда я продаю и что я продаю.
Игорь Абакумов: Понятно, Александр.
Зритель: Я вырастал, я хозяин.
Игорь Абакумов: Александр, совершенно с вами согласен, спасибо.
Александр Вадимович, в Соединенных Штатах после того, как они вводили и здорово обожглись на зерновом эмбарго, вообще на эмбарго сельскохозяйственной продукции, когда это было в 1980-е гг., Олимпиада и так далее, в законодательство была введена норма, по которой ограничения на экспорт могут вводиться только в случае введения чрезвычайного положения. Вот у нас такой нормы нет. Как вы считаете, она нужна или нет?
Александр Корбут: У нас такой… Я бы считал, что она нужна, потому что американцы, кстати, обжигались два раза. В первый раз они обожглись с ограничением на экспорт сои: отлично пошла расти соя в Бразилии, Аргентине, и мир увидел их сою.
Игорь Абакумов: Да, и Бразилию, и Аргентину они разглядели.
Александр Корбут: Да. Потом, когда они ввели эмбарго в отношении СССР, Европа поднялась с такой силой в производстве зерна, которой не было, и мир тоже это увидел. Для них этого было достаточно.
Игорь Абакумов: А что должно произойти у нас в России, чтобы вот этих звоночков придержать экспорт не было?
Александр Корбут: Вы знаете, я думаю, нужна простая и ясная вещь, та, которая сейчас очень востребована бизнесом, эта вещь вообще-то всегда востребована бизнесом в очень сложной экономической ситуации, а у нас сложная экономическая ситуация, давайте говорить прямо, – это четкие правила игры: правила игры по регулированию рынка, правила игры по администрированию, правила по государственной поддержке, правила игры по лоббированию. Нужен просто законодательный акт, который определяет, каким образом, в какой последовательности и при каких условиях могут вводиться те или иные ограничения и экспорта, и импорта. Да, это тоже может быть.
Но при этом должно быть сказано еще одно, что территория Российской Федерации есть единая страна, и никаких там разговоров про региональное самообеспечение, какие-то попытки (они иногда возникают в пределах, кстати, правовых норм) немножко ограничить свой вывоз недопустимы. Это будет очень важно и полезно. Кстати, это было в 1999 году, когда Путин пришел во главу правительства, Российский зерновой союз тогда тоже написал такое обращение, что, мол, это происходит, и было дано соответствующее поручение прокуратуре, а до сих пор нет региональных таких явных, нет.
Игорь Абакумов: Нет?
Александр Корбут: Да, пару раз проявилось, но и ФАС, и прокуратура сразу эти вещи очень жестко, очень четко и ясно…
Игорь Абакумов: Стало быть, в законодательстве ограничения на такое вмешательство есть?
Александр Корбут: Ну потому что у нас одна единая территория.
Игорь Абакумов: Ну а когда звонят из федерального ведомства на всю территорию?
Александр Корбут: Ну вы знаете, это не столько звонок из федерального ведомства. Я не участвовал в этом мероприятии, я думаю, это был разговор с рядом бенефициаров, крупнейших экспортеров. Это предположение, это теория, фактов не знаю. Видимо, им сказали: «Ребята, вы посмотрите, чтобы не вылезти за 42». Как дальше уже пошла интерпретация разговора в СМИ, уже вторая тема.
Игорь Абакумов: Понятно.
42 миллиона, да? Вопрос следующий. В советское время было такое понятие, как зерновой баланс.
Александр Корбут: И сейчас есть.
Игорь Абакумов: Извините, сейчас такого нет. От зернового баланса, от того, сколько нам нужно произвести зерна, рассчитывалось, сколько нам нужно произвести тракторов, комбайнов, запасных частей, сколько нужно поставить сельскому хозяйству электроэнергии, солярки, бензина, сколько нужно построить домов, школ и так далее. От этого все, от этого танцевала вся экономика, от зернового баланса. Вы хотите сказать, что и сейчас то же самое?
Александр Корбут: Нет, давайте так…
Игорь Абакумов: Вы что-то путаете, по-моему.
Александр Корбут: Нет ли баланса? Как система предоставления информации о наличии потребления она существует. Правда, почему-то… Есть же даже специальные системы в Минсельхозе, в информационном центре показывают, там вплоть до региональных балансов и так далее. Я не знаю, сколько десятков или сотен миллионов потратили, но потратили, но почему-то это закрыто. Поэтому вообще-то говоря проще ориентироваться нам на американский зерновой баланс, но у них сейчас shutdown, поэтому USDA информацию не публикует.
Игорь Абакумов: У нас звонок из Ханты-Мансийска, Людмила, да?
Зритель: Да.
Игорь Абакумов: Здравствуйте, Людмила. Издалека звоните. Что у вас?
Зритель: Здравствуйте. Вот у нас получается так. Хорошее зерно вы посылаете за рубеж, а плохой мукой вы нас кормите? Хлеб такой, что все люди от него болеют, сахарный диабет, то се.
Игорь Абакумов: Да, Людмила, спасибо, хороший вопрос. С другой стороны, Александр Вадимович, насколько я понимаю, у нас как раз покупают пшеницу 4-го класса, так ведь, да?
Александр Корбут: Да, в основном 4-й класс, она дешевле. Она тоже мукомольная…
Игорь Абакумов: С 1-го по 3-й, по-моему, никто ничего не покупает, очень мало.
Александр Корбут: Нет, 3-й класс покупают, но очень немного и редко, потому что она дороже просто, поэтому 3-й класс остается у нас. 1-й и 2-й, его производятся такие объемы, что лучше про это не говорить.
Игорь Абакумов: Людмиле давайте ответим. У нас не вывозится лучшая пшеница, так ведь?
Александр Корбут: Нет, нет.
Игорь Абакумов: Не вывозится. Стало быть, у нас она просто не производится?
Александр Корбут: 3-й класс у нас производится и много.
Игорь Абакумов: 1-й и 2-й?
Александр Корбут: 1-й и 2-й – это совершенно другая песня, это уже для макаронных изделий.
Игорь Абакумов : Ага.
Александр Корбут: Если произвести их 2 миллиона тонн, то и себе, и всему миру хватит.
Игорь Абакумов: Звонков сегодня много. Александр из Санкт-Петербурга, здравствуйте.
Зритель: Да, добрый день. Александр, 63 года.
Игорь Абакумов: Очень приятно.
Зритель: В юности студентом работал на хлебокомбинате. Вот раньше батон был примерно такой же, как сейчас.
Игорь Абакумов: Ваша юность пришлась на начало 1970-х гг., правильно?
Зритель: Да-да, и были батоны по 13 копеек (1-й сорт)…
Игорь Абакумов: Как это, вспомнили бабка, как девкой была, я понял.
Зритель: Дело не в этом. Дело все в том, что мука и хлеб по тому же ГОСТу идут, как и были, никто ведь их не отменял. А вот тут недавно совсем пошел в магазин, обратил внимание, жена попросила купить булки, для того чтобы сухари сделать для котлет, смотрю, батончик весит 280 граммов один, а второй 350, а цена-то у него не самая большая, 35 и 43 рубля.
Игорь Абакумов: Ну это мы сейчас возвращаемся к вопросу о девяти яйцах вместо десятка, появился термин «девяток яиц», да.
Зритель: Да-да. Когда ваш представитель сидит и говорит, что хорошую муку…
Игорь Абакумов: Не просто представитель, это умнейший человек.
Зритель: …можно сделать из плохого зерна, вообще-то есть ГОСТы, из какого зерна нужно делать какую муку.
Игорь Абакумов: Сейчас немножко Александр Александру ответит.
Александр Корбут: Так, давайте по пунктам. Вообще-то говоря большая часть хлебозаводов сейчас работает по техническим условиям, которые они сами у себя утвердили.
Игорь Абакумов: То есть без ГОСТа?
Александр Корбут: Где-то по ГОСТу, где-то по техническим условиям, то есть сейчас определенная вольница в этом отношении есть, тут надо признанных прямо. Соответственно, то и позволяет уйти качеству в ту или иную сторону. Это объективная реальность, что от нее прятаться? Значит, я все время говорю одну вещь: хлеб – это мука, вода и совесть хлебопека. Если третий компонент в дефиците, то, соответственно, там уже будет воздух, вода и еще что-то, больше ничего.
Игорь Абакумов: Кстати, оппонируя немножко Александру, нашему зрителю из Петербурга, я покупаю в очень маленьких пекарнях всегда, последние годы я покупаю в маленьких пекарнях. Почему? Потому что я сразу контролирую, я сразу пробую хлеб, там дают хлеб пробовать. Я попробовал, мне понравилось, я взял, в следующий раз я уже не пробую, а беру, потому что они отвечают за качество, иначе я к ним больше не приду. Им это выгодно, иметь хорошее качество.
Александр Вадимович, немножко сменив если тему, что нас ждет в смысле распространения холдингов, распространения личных приусадебных хозяйств, крестьянско-фермерских хозяйств? Что нас ждет в этом году? Ходят слухи о том, что будет возрождаться опять российское село, что будет национальный проект по сельским территориям, по развитию сельских территорий. Что в ваших кругах слышно об этом?
Александр Корбут: Вы знаете, самое интересное, что ничего не слышно. Вроде все это разрабатывается, только кем и какая содержательная часть, не вполне ясно. Я боюсь, что опять повторится то же самое: развитие будет заложено, сколько километров дорог, сколько ФАПов, сколько койко-мест, сколько школ, сколько стадионов.
Игорь Абакумов: То есть это то, за что можно отчитаться, что можно потрогать.
Александр Корбут: Это одна из проблем нашего бюджетного процесса, кстати говоря, то есть это деньги строительные вообще-то говоря. Меня интересует другое: как эти деньги повысят качество человеческого капитала на селе? Потому что человеческий капитал – это основное, другого там просто ничего не будет. Как ни строй, если не будет нормальных людей, не будут они чувствовать там себя комфортно, толку не будет, это будут зарытые деньги. Это уже было, глобальная идея, что давайте построим дороги к заброшенным селам, и народ туда поедет. Такие идеи были.
Игорь Абакумов: Но дорог не построили, газ не протянули, электричество тоже.
Александр Корбут: К заброшенным, может быть, оно и слава богу, потому что, конечно, дачникам там хорошо было бы, но, наверное, это не основное. И что нас ждет? Я думаю, нас ждет то, что у нас будет продолжаться политика эксклюзивного роста, то есть роста крупных. С крупными бенефициарами работать проще.
Игорь Абакумов: Всем – и банкам, и властям.
Александр Корбут: И банкам, и властям, да. Потому что одно дело собрать у себя в кабинете 10 человек, другое дело разговаривать с сотней. Ну вот не мои цифры, это Институт комплексных стратегических исследований: 43 региона России, субсидированные инвестиционные кредиты. Там 70% кредитов в каждом регионе получили 3 компании…
Игорь Абакумов: О, господи.
Александр Корбут: 3 компании, а там минимум сотня сельхозорганизаций.
Игорь Абакумов: А насколько приросли фермеры за прошлый год?
Александр Корбут: За прошлый год… Там был год, тяжело, не приросли, но в целом если брать, положим, если не ошибаюсь, 2014-2016-е гг…
Игорь Абакумов: С начала санкций.
Александр Корбут: У них был очень интересный рост, они выросли больше чем в 2 раза, больше, чем сельхозорганизации.
Игорь Абакумов: То есть больше, чем агрохолдинги, которые получают львиную долю всех денег.
Александр Корбут: Больше, чем сельхозорганизации, я не беру отдельный агрохолдинг, вы не берете отдельного фермера.
Игорь Абакумов: Спасибо, Александр Вадимович. Интересный у нас получился разговор: начали с большого, закончили маленьким, но все равно очень продуктивно.
Зерновой портал Центрального Черноземья |
RSS канал
