В последние годы Россия — один из лидеров мирового экспорта пшеницы. В самом хлебном месте страны, Краснодарском крае, как обнаружил корреспондент "Денег" Алексей Боярский, впору уже снимать фильм "Кубанские ковбои". Местные крестьяне не так уверены в себе и смелы с властью, как американские фермеры, но даже не самые успешные из них уже научились зарабатывать на хлебе.
Земля дождалась инвестора
Главные телевизионные новости в Краснодарском крае, пока не случилась трагедия,— это, конечно, уборочная. Освещается в лучших традициях советской еще программы "Время": до боли знакомая картинка наступления комбайнов, сыплющих зерно в пристроившиеся грузовики. Рядом в поле руководитель хозяйства, который независимо от формы его собственности выглядит как председатель колхоза, докладывает местному министру сельского хозяйства о непременно успешной работе — министр, однако, согласно законам жанра, озабоченно хмурится. Дальше выступление губернатора перед полным залом сельских руководителей в одинаковых белых рубашках с короткими рукавами. Посмотришь — кажется, будто с 1980-х в сельском хозяйстве страны ничего не изменилось. Однако здесь ровно та ситуация, когда картинка отстает от реальности. СССР стабильно в больших объемах докупал пшеницу за границей. А в сезон 2011/12 года Россия вывезла за рубеж 21 млн тонн, заняв среди мировых экспортеров второе место после США (28,7 млн тонн). Кубань же, в советское время считавшаяся главной житницей страны, и сегодня лидер как по урожайности, так и по объемам собранной пшеницы: более 7 млн тонн в 2011 году.
Кубанский фермер Валерий Киященко вспоминает, как в 2009 году на сельскохозяйственной секции Международного экономического форума в Санкт-Петербурге он услышал от главы Сбербанка Германа Грефа про три способа разориться: самый быстрый — скачки, самый приятный — женщины, самый надежный — сельское хозяйство. Анекдот, конечно, изящный, но инвесторы, замечает фермер, уже считают по-другому.
На входе в офис агрохолдинга "Кубань" меня встречает предупреждение от Петра I — "Ежели тому впредь, кто будет чинить вред сельскому хозяйству, то вешать тех персон без зазрения совести!". Поднимаюсь на второй этаж и в коридоре натыкаюсь на табличку "Русал". У компаний общий хозяин: Олег Дерипаска — еще и основной акционер крупнейшего агрохолдинга Краснодарского края.
Что толковать в кабинетах? Меня сразу приглашают прокатиться на комбайне. "А нам Дерипаска, не Дерипаска, главное — чтоб зарплату платили,— откровенничает в кабине комбайна механизатор.— Но лично мне в плюс: новую технику купил. На импортном комбайне приятнее работать, чем на нашем, да еще на старье". Я вспоминаю, что в прошлом году так же, с комбайна, президент и премьер-министр инспектировали уборочную, только в кукурузе. "Когда Путин приезжал, со всего района милицию согнали,— рассказывает комбайнер.— Знакомый милиционер говорил, что сидели в кукурузе и охраняли, не высовываясь".
Немецкий комбайн Class (от 9 млн до 18 млн руб. в зависимости от модели и комплектации) — машина-зверь: почти семитонный бункер заполнил минут за пятнадцать. В кабине — магнитола, кондиционер. Бортовой компьютер подсчитывает обмолот, а автопилот сам выравнивает машину по краю нивы. В некоторых хозяйствах на комбайны ставят навигационную систему ГЛОНАСС — сохранив привязанные к координатам данные урожайности, можно строить аналитику, корректировать объемы удобрений. По словам директора по растениеводству ОАО "Агрообъединение "Кубань"" (подразделение агрохолдинга) Дмитрия Лебедя, обычно средняя урожайность по пшенице в крае составляет 60 ц/га. Оптимальная урожайность при сегодняшних ценах — 70 ц/га. Добавив удобрений и средств защиты растений, можно добиться и 90 ц/га, но тогда себестоимость килограмма зерна резко вырастет — и маржа снизится. В нынешнем же году на Кубани из-за аномальных морозов по пшенице неурожай — во время нашего визита он уже констатировался, но официально еще не был оценен.
"В моем хозяйстве — 35 ц/га, а так как у меня урожайность всегда самая высокая, то, уверен, и средняя по краю выше не будет. Но на меня не ссылайтесь: наш министр сельского хозяйства недавно облетел поля на вертолете, и ему уже отрапортовали о 60 ц/га",— говорит один из фермеров. Цена же реализации плохо прогнозируется, так как зависит от цен на мировом рынке и курса доллара. В этом году вроде бы повезло: сейчас из-за неурожая в США цена будет расти.
Агрохолдинг "Кубань" — гигант: общая пашня 84 тыс. га. Когда едешь по Краснодарскому краю, тут и там в разных районах бросаются в глаза его таблички рядом с полями. Здесь все образцово-показательно: элеватор высотой с 12-этажный дом, на верх которого мы поднимаемся в обычном лифте, новый семеноводческий центр, персонал в фирменной униформе. Как сообщили сотрудники лаборатории Ладожского кукурузно-калибровочного комбината (входит в холдинг), у них внедрена японская система контроля качества кайдзен. Полюбовавшись на объект инвестиций олигарха, мы отправились посмотреть на средних и мелких фермеров.
По данным минсельхоза Краснодарского края, из 3,75 млн га пашни на малые хозяйства приходится почти 1 млн. Хозяйств тут море, тем более что необрабатываемой пашни давно уже нет, да и не только пашни — я своими глазами видел подсолнечник, посаженный кем-то в русле недавно высохшей речушки, то есть на неугодьях.
При разделе колхозов каждому доставался земельный пай — в среднем по 4 га, иногда до 20 га. Кто-то свои паи успел продать, но большинство держится за землю до последнего. Обрабатывать крошечный надел не всегда получается, да и нет смысла, поэтому его сдают в аренду. Например, 40% земли, на которой работает агрохолдинг "Кубань", взято им в аренду. За пай в 3-4 га холдинг платит годовую аренду деньгами либо натурой — примерно 1,2 тонны зерна, 50 кг сахара, 30 кг растительного масла.
Земля — основа капитала. Соответственно, в лидеры бизнеса выбились те, кто вовремя скупил еще дешевые земельные паи, а позже выгодно заключил договоры аренды (обычно на десять лет). Теперь торговлю землей частично заменила переуступка права аренды. Что касается имущественных паев колхозных активов, то здесь никому ничего не досталось — распилить, подобно полю, коровник или мельницу невозможно. Уцелевшее имущество колхозов, зачастую умышленно обанкроченных их председателями, потом было распродано за копейки.
От кулака до середняка
Перед штабом ООО "Заречье" на хуторе Красный — лужайка, как у Белого дома в Вашингтоне: английский газон и пять высоких флагштоков с развевающимися флагами России, края, района, самой компании и ее партнера по поставке химикатов — фирмы Bayer. Под флагштоками мраморный подиум с выбитой на русском и, ниже, на английском миссией: "Работаем на благо России". На стоянке — внедорожники премиальных марок. На площадке сельхозтехники тоже все новое и лучшее: начали перевооружаться еще с 2005 года, закупать в парк американские New Holland. "Вот сейчас цена тонны пшеницы на биржах — $270 (цена на 29 июня),— владелец предприятия Валерий Киященко поднимает голову от ноутбука Apple.— Умножаем на курс 33 руб. и получаем почти 9 тыс. руб. за тонну, 9 руб. за килограмм. Отнимаем наценку трейдеров 2 руб. и получаем сегодняшнюю цену — около 7 руб. за кило. Сейчас продавать нет смысла: если, как ожидается, курс доллара поднимется, то и пшеница автоматически подорожает".
Сам Киященко ездит на сельскохозяйственные выставки в Европу и Америку, не говоря уже об упоминавшемся экономическом форуме, а казалось бы, простой фермер из Тихорецкого района с пашней в 3,5 тыс. га и четырьмя десятками работников. Средняя месячная зарплата механизатора за девять месяцев сезона, по словам Киященко, 35-40 тыс. руб. В агрохолдинге "Кубань" сообщили, что их механизатор на уборочной зарабатывает в месяц до 80 тыс. руб., а в среднем по году выходит 50 тыс. Вкалывают механизаторы в страду однозначно больше восьми часов в день и зачастую без выходных — стоят лишь в дождь. Среди наемных работников они элита: тариф за 12-16-часовой рабочий день для собирающих вручную выкопанную трактором картошку у местных фермеров от 500 до 1,5 тыс. руб.
"Николаевна звонила, у них "французы" (французские сорта пшеницы) тоже вымерзли".— В кабинет заходит агроном Алексей. "Мышей в поле не было, значит, и урожая не будет",— кивает Киященко.
"Урожай, неурожай — цены на зерно заметно не вырастут,— замечает он уже мне.— В России нет свободного рынка. Три трейдера сговариваются и держат закупочные цены. Хлеб — социальный продукт. Государство не дает ритейлу поднять цены, магазин давит на мельницу, а мельница — на крестьянина". Погоняв по полевым дорогам в угодьях "Заречья" со скоростью 100 км/ч (как заметил Киященко, "поле начинается с дороги"), отправляемся в соседний Усть-Лабинский район в крестьянское хозяйство Горшунова.
Если бы не очки, Сергей Горшунов выглядел бы как типичный американский фермер — в джинсах, ковбойской шляпе и на мощном пикапе. Впрочем, когда он выходит из пикапа и снимает шляпу, то больше похож на школьного учителя. "Я и есть учитель — 26 лет отработал в школе,— подтверждает Горшунов.— В 1992 году теща подарила мне свой пай — 3,5 га, с этого все и началось". Сейчас у него с двумя сыновьями 200 га собственной земли и еще 400 га арендованной. Наемных работников — десять человек.
"У вас первое время земельные паи за бутылку покупали",— замечаю я. "Нам за бутылку ничего не досталось: не успели",— смеется Игорь, старший сын Сергея Горшунова.
Игорь — бывший военный инженер, прошел горячие точки, его младший брат Максим — экономист. Сейчас оба работают с отцом, почти всю свою технику — два комбайна, восемь тракторов, три самосвала и две пожарные машины — они купили в виде рухляди, восстановили своими руками. "Вон тот комбайн,— Максим кивает на "Дон", который мне показался новеньким,— мы за 300 тыс. руб. купили и восстановили — в таком состоянии он стоит 1,5 млн". Зато американский трактор Challenger приобрели новый — в кредит. "Не для понтов,— поясняет Игорь.— У него производительность в четыре раза выше, чем у нашего Т-150".
Хозяин с гордостью показывает свои тучные угодья. "Вон видите поле у соседа? — Горшунов машет в сторону мелких подсолнухов пополам с сорняками.— Никакого сравнения с моим. А все потому, что я вкладываюсь в удобрения, защиту, просто вкалываю без выходных". По его словам, он сменил несколько агрономов, пока наконец не нашел стоящего специалиста. Дальше любуемся на отремонтированный элеватор и на мельницу, до которой еще руки не дошли. Вокруг — руины, бывшие колхозные постройки. "Когда наши отступали, все за собой сожгли",— шутит Сергей Горшунов, имея в виду передачу активов из коллективной собственности в частную. По словам Максима, сегодня семейный бизнес без учета земли стоит 60 млн руб. Валовой доход за 2011 год — 22 млн руб., прибыль — 15-20%. Под пшеницей у Горшуновых сейчас 110 га. Пока разговаривали, глава семейства периодически поглядывал на мобильный: "Пшеницу по SMS продаю — постоянно сыплются предложения. Вот сейчас предлагают взять по 7,2 руб. за килограмм. Пока жду роста".
Львиная доля кубанской пшеницы идет на экспорт. Например, у агрохолдинга "Кубань" — 60%. При этом даже такой гигант работает не по прямым контрактам с иностранными покупателями, а через экспортеров. Мелкие же хозяйства и на экспортеров выйти не могут — объемы не те, поэтому в основном сдают зерно российским перекупщикам. С другой стороны, трейдер не зря ест свой хлеб, то есть имеет свои 2 руб. с килограмма пшеницы: отгрузка на экспорт подразумевает кучу проблем по выходу в порт и наличие транспорта, который будет сутками стоять в очереди на погрузку в Новороссийске. Другое направление сбыта — местные мукомолы.
И здесь есть возможность поиграть с ценой. Например, иностранцы оценивают пшеницу по содержанию протеина, а в России класс присваивается по клейковине. Четкой корреляции между этими параметрами нет. Чем выше класс (1-й — самый высокий), тем больше клейковины, тем качественнее будет хлеб. В этом году часть пшеницы померзла, зато той, что взошла, досталось больше клейковины — много зерна 2-го класса. Отдать на экспорт — возьмут по цене 3-4 классов, так как протеина в ней немного. Зато отечественные мукомолы могут дать больше: купят 2-й класс, разбавят им дешевое прошлогоднее фуражное зерно 5-го и получат стандартную муку, как из зерна 3-го класса.
В принципе урожай пшеницы можно продать и сразу — по текущей цене. И даже вообще не собирать, а сдать прямо на поле по 4-5 руб. за килограмм — кому надо, приедут и сами же уберут. Но фермеры предпочитают круглогодичный азартный ценовой покер.
Сейчас уборочная, зерна много, его сдают те, кому негде хранить: цены низкие. А весной теоретически зерно закончится — и цены взлетят. Ну и в течение года могут быть всплески. Но факторов масса. Цены непредсказуемы, хранить зерно на чужом элеваторе дорого, а в своем амбаре рискованно: испортится или мыши съедят. Отсюда и постоянный вопрос: продать или подождать? Однозначной ситуация становится, когда, скажем, сломался комбайн и срочно нужна дорогая запчасть или подошел срок расплаты по кредиту, а свободных средств нет. Тогда загружают зерном машину-другую и сдают первому предложившему живые деньги.
"Нас не трогали, вот пшеница и поперла"
Попрощавшись с Горшуновыми, отправляемся в крестьянско-фермерское хозяйство Макаренко в станицу Старонижестеблиевская Красноармейского района. Попетляв между рисовыми и картофельными полями, выезжаем наконец на отшиб. У края заросшего сорняком поля с редкой пшеницей стоит нечто, напоминающее танк времен Первой мировой,— огромный ржавый механизм с открытыми шестернями и приставленной к высокой кабине деревянной лестницей (штатный подъем, видимо, сгнил). Рядом с этой кучей металлолома встречаем самого Геннадия Макаренко, крепкого старика за 70 с седой бородой, и двух его сыновей. "Это комбайн "Нива" 1984 года выпуска,— поясняет Евгений, старший.— Его на металлолом продали, а мы у этих металлистов шесть лет назад за 100 тыс. руб. выкупили. Вот и сейчас после зимы снова починим и будем на нем убирать".
Обычно механизаторы ремонтом техники занимаются зимой, но Макаренко держать комбайн негде, ремонтировать засыпаемую снегом самоходку до лета нет смысла. "А эта помощь крестьянину, когда государство берет на себя выплату банковского процента при покупке в кредит техники, на самом деле дотация банку и помощь заводу продать свое старье",— в сердцах машет рукой Евгений. У Макаренко 21 га собственной земли, полученной в 1992 году из фонда перераспределения, и 27 га арендовано у того же фонда. Наемных работников, как несложно догадаться, он не держит — трудятся только сыновья. Пшеница у него в этом году частично вымерзла, а прорвавшийся на ее месте сорняк прибил оставшуюся — ожидает снять 25 ц/га. "Вы там передайте министру, когда будете интервью брать,— говорит Макаренко,— если б солярка подешевле была, то я б с сорняками поборолся. Гербициды 2,4 тыс. руб. на гектар и удобрения 10 тыс. руб. за тонну — дорого".
Сомневаться, что дорого, не приходится. У такого гиганта, как "Кубань", семена, удобрения и средства защиты растений занимают в себестоимости пшеницы 40%, ГСМ — 9%, а в маленьком семейном предприятии их доля явно еще больше. Кредиты Макаренко не берет, считая их петлей на шее, поэтому выживает как может, на собственные деньги. И в этом году, пока денег нет, решил, что проще вообще не засевать часть площадей, чем брать кредит. "Да, не хватает нам Дерипаски, конечно",— смеется Евгений.
Сетуя на сговор торговцев, которые занижают закупочные цены и не подпускают фермеров к порту, наши крестьяне от идеи собственного сговора-объединения отмахиваются: мол, есть у нас Ассоциация крестьянских (фермерских) хозяйств и сельскохозяйственных кооперативов, только не работает ни черта. Разумеется, были и сравнения со Штатами. В Америке, дескать, ковбоя все уважают, он — хозяин, ногой дверь к губернатору открывает. А у кубанских крестьян со сталинских времен страх в крови. Один из фермеров, согласившийся было на интервью, думая, что мы представляем иностранную прессу, наотрез отказался говорить для российского издания — даже анонимно. Все остальные говорили очень осторожно и часто произносили слово "боюсь". История с Кущевской, а также дальнейший судебный процесс тут переживаются особенно остро, и каждый воспринимает случившееся как лишнее подтверждение собственной бесправности и беспомощности.
Про губернатора Ткачева вы тут услышите массу страшилок — вплоть до того, что он прошлогоднюю чуму свиней раздул ради уничтожения конкурентов собственного свинокомлекса, который почему-то чума обошла стороной, так что там поголовье в отличие от подсобных хозяйств не уничтожали. Возможно, такая теория заговора и вызывает улыбку, но очевидно, что власть часто ассоциируется здесь с захватом и беспределом. И если раньше был классический бандитский рэкет, рассказывают фермеры, то сейчас главный страх — придут люди в штатском и вынудят продать землю. Ведь и в Кущевской, уверяют фермеры, трагедия разыгралась ради захвата земель соседей.
А почему даже не самые успешные из фермеров зарабатывают на хлебе? Крестьяне всегда будут жаловаться на бандитов, дорогие солярку, удобрения и гербициды, отсутствие дотаций и сговор трейдеров, но никуда не денутся от земли, которая стала своей — прямо как в фильме "Семь самураев" или "Великолепная семерка". Конечно, на руку сыграл рост мирового потребления продовольствия, а значит, и цен на зерно. Но главное — крестьяне получили в свое распоряжение землю и начали ее возделывать вопреки всему.
"Благодаря Ельцину все поднялось. Землю крестьянам отдали и забыли о них — власти не до сельского хозяйства было. Нас не трогали, вот пшеница и поперла",— объяснил мне один из фермеров, пожелавший остаться неназванным.
"Коммерсантъ Деньги", №28 от 16.07.2012
|
RSS канал
